 |
| ru |
 |
16-11-08 @ 12:45
Зойберг  
Песчаный рыцарь.
|
Он поднял руку, давая знак своим людям остановиться, сам спешился и медленно подошел ко мне. Я закрыл глаза: ну, вот и всё, наконец-то всё закончится, наконец-то моя душа унесется из этого забытого Богом места, наконец-то уйдут все эти страдания и нечеловеческая усталость, что не позволяет даже открыть веки. Прекратятся скитания и поиски хоть какого-то укрытия от сил всемогущей природы.
Глаза заставил открыть звук упавшего рядом предмета. Это было то, о чем я молил Господа четыре жарких дня и столько же безмерно холодных тёмных ночей. Не о еде, прощении, или помощи. Всего лишь о воде. Сверток передо мной был спасительной флягой, где плескалась столь драгоценная, столь желаемая долгие часы влага.
Он, улыбаясь, подвинул её ко мне ногой. Руки сами схватили и открыли фляжку, удивительно быстро преодолев усталость. Глоток за глотком, капля за каплей я почувствовал частицу Рая в бесконечном Аду. Я помню, как эти люди смеялись, глядя как я жадно глотаю их воду - такую чистую, живительную и ледяную, пытаясь не упустить ни одной капли. Затем они подняли меня, усадили на худенькую лошаденку и, обвязав голову, повезли прочь. Пустынное марево давало глазам видеть то, чего нет, и я думал, что это турки пришли посмеяться над очередной жертвой, но видел Бог, в тот момент я сильно ошибался.
Сарацины. Дети Ислама, облюбовавшие Святую землю много веков назад. Варвары, пытающиеся отстоять землю, которая лишь по воле случая досталась им, землю, которая должна быть в руках Церкви и Бога. Безжалостные, не гнушающиеся никакими методами ведения войны, они всё больше насаждали своё могущество на Святой Земле. Я здесь, чтобы их остановить, но, какая ирония, я спасен теми, кого мечтал и до сих пор мечтаю уничтожить. Было странно, что они не убили меня, ведь мы, французы, казнили каждого араба, что попадет в наши руки. Я прибыл в Египет всего месяц назад с воинами из Франции и Нормандии и уже успел почувствовать на себе силу всемогущей пустыни. Я шел за князем тогдашней Антиохи – Рейнальдом Де Шатильоном, мне и другим воинам сулилось богатство, земли, а главное – прощение грехов. Второй в истории крестовый поход на Средний Восток закончился двадцать восемь лет назад и уже совсем скоро готовится третий. Египет представлял для нас особую ценность. Эта необычайно богатая, не подкрепленная сильной централизованной властью страна не могла предоставить угрозу, а ресурсов, полученных в результате завоевания Каира, хватило бы на ведение быстрой войны. А чем быстрее мы дойдем до Иерусалима – конечной цели нашего похода, тем быстрее я вернусь в родную Францию. Битва за святую землю и Крест Божий только верою и подкреплялась. Я был в чужом краю, и я умирал. Умирал медленно и если бы не эти люди, возможно, я стал бы пищей стервятников, что днем раньше так радостно отрывали куски плоти от моей лошади. Мой доспех накалило до красна безжалостное солнце, а меч забрал песок. Как рыцарь я не был угрозой даже ребенку, что уж говорить об отряде рослых мужчин. В тюрбанах, с закрытыми лицами и угольными следами на щеках они выглядели, словно воины тени, которые не понятно как появились на опаленных солнечными лучами песках.
Был самый разгар жары. Пустыня прогревается днём, имея при себе верное оружие – солнце, она убивает жарой в часы дня, и холодом – после заката солнца. Здесь не живут, здесь выживают. Возможно, именно поэтому мы до сих пор не смогли покорить сарацин. Судя по уверенности сопровождающих меня людей, мы ехали в лагерь, который, видимо, был неподалеку. Всю дорогу они повторяли «Салах Ад Дин». От этого имени многих великих людей запада уже бросало в дрожь, или ярость. Люди востока считали его спасителем и посланником Аллаха. Племянник бывшего египетского визиря, ныне правящий в этих землях, получив титул египетского султана – вот всё, что я знал об этом человеке на тот момент. Не буду скрывать – испытывал к нему ненависть, как к врагу Ордена и прежде – врагу Бога. Я шел в Каир под французскими флагами, а оказался в арабском тюрбане за сотню миль от Мертвого моря.
Среди бесконечных барханов замелькали шатры и люди, что маячили из стороны в сторону. Лагерь сарацин оказался небольшим, однако охраняли его, как подобает лагерю, где остановился султан. Это были Хашишины, прозванные нами так за то, что вдыхали дым трав, выращиваемых ими, для того, чтобы затуманить разум.
У головного шатра нас встретил рослый мужчина с довольно типичной для арабов бородкой, он посмотрел на меня, что-то сказал приведшим меня людям и те, поклонившись, увели меня в дальнюю часть лагеря, и оставили под небольшим навесом. Они дали мне немного еды, в основном фруктов и крупы, налили вина. В первый раз за четыре дня я почувствовал, что еще двигаюсь, дышу, живу. Утолив голод и жажду, я рухнул в маленький гамак и погрузился в глубокий сон.
***
И сказал Иисус: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию, и всем разумением твоим. Так говорила и моя покойная мать. С этими словами я отправился сражаться с мусульманами, с этой заповедью я умирал в безжизненной пустыне. Эти слова я вспоминал, когда ложился спать и когда просыпался. Я – Алан Морсер, сын Филлипа Морсера Орлеанского. Так было, пока однажды меня не подобрал в пустыне конный отряд сарацин.
1176 год от Рождества Христова. 569 год Хиджры. Я уже месяц в лагере Салах Ад Дина, мне оказали очень теплый приемы. Султан не держит меня за пленника, я в праве выходить из лагеря без присмотра. И мне и ему ясно, что если я захочу убежать – не протяну и пяти дней в пустыне. Как ни тяжело это признать – я нуждался в нем, а он, кажется, нуждался во мне. Как я понял, ему был необходим летописец с запада, который смог бы объективно записать каждый его шаг, увы, я стал помощником бывшего врага.
Его люди смотрели на меня с интересом. Они называли меня на свой манер – Эль Ан, любили поговорить со мной, хотя, хотя не я, ни они ни слова не понимали. Эти люди были благородны, крепки, они даже дали мне саблю. Долгие годы тренировок с тяжелым мечем не пригодились. Легкая, изогнутая сабля была настолько непривычной, что я выпустил её из рук, как только ударил по дереву. Сарацины рассмеялись и, что-то прокричав на своем языке, забрали оружие. Так я в последний раз брал в руки саблю.
Западные художники и летописцы представляли Салах Ад Дина варваром, убийцей, чему еще месяц назад я так слепо верил. Прожив с ним четыре недели, я понял, что он куда рыцарственнее многих рыцарей и наложницам дворцов Дамаска и Каира он предпочитает бить франков в пустыне.
В лагере нашелся мальчишка-араб, знающий французский. Он говорил плохо и каждый вечер мы сидели у меня в шатре, я учил его путёвой грамоте. В свою очередь я многое узнал от него о сарацинах.
Высокая культура, развитие нравственности, военного дела, права – таких высот запад не покорил и добьется еще не скоро. Таких богатств не сыщет у себя в стороне.
От мальчишки я узнал немного и о самом Салах Ад Дине. Звали его Салах Ад Дин Юсуф ибн-Айюб, он, как я заметил, был блестяще образован и закален в боях, как междоусобных, так и против крестоносцев, вроде меня, пришедших завоевать его землю. Почетное прозвище – лакаб – «Салах ад Дин», что означало «Правота веры» он получил за следование Корану и устойчивость своих внутренних принципов, храбрость и благоразумное великодушие.
Сам Салах Ад Дин говорил, что грядут великие перемены, он просил учить его моему языку, просматривал мои заметки и рисунки о том, что я видел в его лагере. Здесь каждый твердит о священном джихаде и готов идти в битву против Кафиров. Так здесь называют священную борьбу за Аллаха против неверных. Главной целью Салах Ад Дина был город-усыпальница христианства – Святой Иерусалим, захватив который, можно было раз и навсегда покончить с кровопролитием на этой и без того кровавой земле.
Притом, что я был в лице хашишинов кафиром, то есть – неверным, мне не запрещали молиться Господу. Будучи убежденным католиком, всю свою жизнь готовым умереть за веру, я каждый день просил меня избавить от неволи. Пусть плен был тёплым, но это всё-таки был плен.
Салах Ад Дин интересовался всем – наукой о фортификации, христианством, историей, философией и другими науками, что, в большинстве своем изучают во Франции. Иногда он ухмылялся, иногда долго гладил бороду, слушая длинные речи о моем мировоззрении, но никогда не перебивал. Так общался Султан Египта, правитель богатейших городов - Дамаска, Хамы и Халеба с рабским пленником, общался на равных.
Примерно, через год, я стал получать вести о том, что мой бывший господин – Рейнальд Де Шатильон совершает набеги на караваны и торговые суда мусульман. В 1177 году, 570 году Хиджры его войска нанесли сокрушительное поражение войскам Салах Ад Дина, пытавшимся осадой взять Святой Иерусалим. Султан поклялся перед Аллахом, что лично предаст смерти человека, что носит имя своей шакальей души – имя – Рейнальд де Шатильон.
После этой неудачи правитель уехал в Дамаск, взяв меня с собой в этот потрясающе красивый город, где каждый дом являлся произведением искусства.
Домики на Среднем востоке маленькие, в большинстве своем из нехитрых припасов и с минимальным использованием в конструкциях дерева, что ценится на этих равнинах на вес золота. Крыши плоские – так легче скапливать воду от дождей, которые здесь в откровенной редкости.
Рынки ломились от невиданных мною ранее пряностей, непонятного мяса и рыбы, золота и драгоценностей, которые здесь продавали почти задаром.
Всё продумано до мелочей, каждая постройка была настолько функциональна, насколько позволяла инженерная и архитекторская мысль. Наикрасивейшие дворцы, богато украшенные, ломящиеся от золота, малахита и камней были не только резиденциями султана, но и осязаемыми регалиями величия правителя Дамаска.
***
Прошло одиннадцать лет с тех пор, как меня стали звать Эль Ан. Юсуф ибн Айюб уже редко читает мои записи, сделанные на чистом арабском языке – слишком много томов было исписано моей рукой за эти долгие годы моего служения ему. Я не был пленником, но оставался католиком.
К первому числу июля мы подошли к Тивериадским землям. Мы направлялись к местечку Хаттин, где был разбит лагерь короля Иерусалима – Ги де Луизиньяна – он обосновался в месте, которое кочевники называли «Рога Хаттина» из-за того, что две горы, вздымающиеся в небо были похожи на рога, словно под землею был спрятан и дремал огромный демон так, что только рога его были на поверхности, опаляемы солнцем. Горная местность была причудлива, покрыта кустарником, то и дело цепляющимся за одежды.
Рядом с Рогами Хаттина было небольшое пресное озеро. Салах ад Дин захватил его, лишив европейцев воды.
Утром мы находились в небольшом шатре, разбитом в сердце лагеря сарацин. Я спросил Салах Ад Дина – Зачем мы здесь?
- «Чтобы принести черную смерть голубоглазому врагу» - ответил тот и, глядя мне в глаза, улыбнулся своей сдержанной улыбкой.
- «Отправляйтесь к лагерю неверных и проследите» - отдал он приказ небольшому отряду воинов, стоящему у шатра. – «Накажите их водой».
Отряд развернулся и в свете факелов направился по направлению к лагерю Иерусалимцев. Я решил пойти за ними, оседлал верблюда и отправился с отрядом в путь. Никто меня не остановил. Да и не нужно было. Все уже привыкли к моим вылазкам и тому, что со мною в них почти ничего не случалось.
Ехали долго – около четырех часов, стало подниматься солнце, еще через час его лучи стали опалять лицо. Я любил такие поездки, не смотря на жару. Они давали возможность развеяться, а благодаря вооруженному отряду, я чувствовал себя почти в безопасности. Единственное, что было плохо – так это встречать моих соотечественников, что, заблудившись в пустыне, либо уже отдали душу Богу, либо находились на последнем издыхании.
Наконец, мы увидели лагерь врага. Большой. Не менее чем на двадцать тысяч воинов. Воинов жаждущих битвы… и воды. Они не пили уже больше двух суток, у них не было ни капли за исключением тех малых крох, что они могли привезти с собою в небольших флягах. Завидев неподалеку группу крестоносцев, сарацины остановились и окликнули их.
То были франки, те самые франки, с кем когда-то бок о бок я шел сюда – на Святую землю. Они зло поглядели на нас, встали в круг и обнажили мечи. Командир нашего разведывательного отряда – красивый араб на породистом коне, рассмеялся и поднял руку – лучники тут же натянули тугие тетивы и направили короткие луки на неверных, казавшихся такими беспомощными и жалкими. Такие луки были создано специально для пробоя брони крестоносцев, они били недалеко, однако могли пробить толстый доспех крестоносца. Они не знали, чего ожидать. Тут несколько сарацин сняли с вьюков верблюдов фляги с водой, открыли их и медленно, на глазах у изнуренных от жажды крестоносцев стали опустошать их, выливая жидкость в песок. Один француз не выдержал и с криком побежал на сарацин, размахивая мечем. Не успел он сделать и десяти шагов – в него были выпущены несколько стрел. Тот рухнул, замертво, пронзенный наконечником в левый глаз. Не смотря на это, мои спутники продолжали мерно выливать воду на землю, где она тут же начинала испаряться от давлеющей над всем, что есть в пустыне жары. Я закрыл глаза. Я мог бы оказаться среди тех, кто сейчас в бессилье бьет руками песок, стоя на коленях перед стекающими с бархана струйками воды, постепенно превращающимися в пар. Вылив почти тридцать кувшинов воды, мы развернулись, и по жаре отправились обратно в лагерь. До самой смерти я не забуду этого дня, до самой смерти не забуду жестокости, достойной…крестоносца.
«Всё готово, друг мой» - сказал с ухмылкой Салах ад Дин, выслушав доклад отряда и потирая бороду. – «Скоро мы выдвигаемся. Мы срубим рога Хаттина».
Через день – утром 4 июля 1187 года 580 года Хиджры армия сарацин подошла к Рогам Хаттина и подожгла кустарник. Что в изобилии рос на этих прекрасных склонах. Густой, едкий дым спустился на лагерь франков. Было не видно абсолютно ничего – абсолютно черная низина покрылась непроглядной тьмой. Были слышны крики крестоносцев, призыв к оружию. Командующие армии приказали своим отрядам дать залп из луков и арбалетов. Тысячи стрел и небольших дротиков волною обрушились на лагерь, разя всё, что было внизу. Так началась великая битва при Хаттине.
Через некоторое время дым стал рассеиваться. Граф Триполийский, что был владельцем этих земель, принял на себя командование армией крестоносцев и повел вперед первую дивизию, оставив вассалов Балиана д’Ибелина и Жослена Эдесского – преданных рыцарей и их гарнизоны прикрывать тыл, быстро сформировав арьергард. Войска были построены и выведены на необходимые позиции.
Салах Ад Дин внимательно следил за передвижением вражеских войск, то и дело перестраивая свои силы. Как только противник выстроился, Салах Ад Дина отвлекли. Его посыльный что-то шепнул ему на ухо и, получив в ответ кивок головой,.поспешно удалился.
Салах Ад Дин спустился с коня и, поманив меня пальцем повел вглубь нашего войска – к шатрам. Когда мы уже подходили, я увидел несколько людей, одетых в европейские доспехи и не на арабских темных скакунах. Я начинал понимать все эти смешки, улыбки и уверенность моего нынешнего господина. Зная военное дело, он никогда не упускал момента применить хитрость.
«Я – Раймонд Бак, со мною Лаодиций де Тибериас» - прокричал Салах Ад Дину рослый француз – «Мы пришли по твоему приказу. Войска Триполийского собираются ударить по левому флангу, они ослабели от жажды, но в эту атаку пустят самые свежие дивизии, когда как остальные войска и немногочисленная конница будут отвлекать внимание Вашей Милости со стороны фронта. Мы располагаем тридцатью тысячами солдат и кавалерии, из которых, примерно, семь тысяч, в состоянии вести дальний бой, поэтому вам следует атаковать прямо сейчас!…»
-«Дать столько золота, сколько смогут взять, разместить на отдых в лагере» - выслушав мой перевод и перебив Бака, отрезал Салах Ад Дин.
Мне были откровенно ненавистны пришедшие люди. Я считал их предателями Франции при том, уверен, таковым они считали и меня. Через одиннадцать лет моего пребывания в стане врагов именно таких крестоносцев я стал считать главной угрозой христианству. Но и отдать должное арабскому полководцу я был должен – не каждый согласится на такой щедрый подкуп.
Со стороны поля предполагаемой баталии, которая занималась сарацинами послышались призывы к атаке и огромная пешая армия бросилась вперед, подвергаясь неистовому обстрелу со стороны французских лучников. Тут произошло одно из самых странных, тогда, для меня событий: больше половины пехоты противника развернулась и, отойдя на холмы, отказалась сражаться. Рыцари просто-напросто сели и стали смотреть, как их знакомые и друзья погибают под градом сарацинских стрел и превращаются в кровавое месиво, изрубленное арабскими саблями.
Раймунд Триполийский со своей дивизией незамедлительно бросился навстречу атакующему эскадрону мусульман, которые с криками и улюлюканьем неслись в объятья разящей смертью с целью убить, или быть убитыми. В первом случае – они получали просвещение за очищение святой земли от неверных, во втором – за то, что пали от рук тех же неверных, защищая эту самую землю. Эскадрон сарацин разделился на две части, и дивизия Триполийского влилась в самую его середину, как вино вливается в кубок, оказываясь окруженным толстым слоем серебра. Был слышен звук резни. Его ни с чем не спутаешь – лязг мечей, сабель, крики смерти, ржание коней. Клубы пыли объяли поле брани, и только по звукам можно было судить о том, что происходит в этой сечи. Плотное кольцо сжималось вокруг крестоносцев, пока не раздавило их всех.
Семь часов крови, семь часов ада, семь часов битвы за веру – Битвы при Хаттине.
Через восемь часов я вошел в шатер, где содержали пленных. Окинул их Взглядом и побледнел. Окровавленный, усталый, с кровоточащими и растрескавшимися губами передо мной полулежал сам принц Антиохии, тот человек, по милости которого я и стою сейчас перед ним – «человек, что носит шакальяе имя – имя – Рейнальд де Шатильон». В плен так же попали многие видные повелители из рядов крестоносцев. Тут был и сам грандмастер ордена Тамплиеров Жерар де Рифор и лорд Онфруа Торонский, но мое внимание не было приковано к этим наиболее значащим фигурам. Я смотрел на жалкого Рено.
В этот же день Салах Ад Дин исполнил свое обещание и на глазах у многих тысяч людей – и сарацин, и пленных крестоносцев, отсек своим ятаганом голову принца Антиохийского – Рено де Шатильона.
***
Я, наконец, понял, что никогда не увижу родного Орлеана. Понял, что я уже почти араб и только религия моя не позволяет мне быть им внутри и снаружи.. Битва при Хаттине была отправным пунктом завоеваний и освобождений великого Салах Ад Дина, которого европейцы так любят называть Саладином, завоеваний его воинов – хашишинов, которых у нас зовут асассинами. И пусть у каждого народа разное название для того, что вселяет в них ужас, цель сарацин еще долгие годы оставалась одна – защита своей земли от посягательств неверных – кафиров.
Позже я узнал, что в Битве при Хаттине был утерян Святой животворящий Крест Господень. И как не скорбил я по этой реликвии, не мог я преодолеть своего удела – быть завоеванным завоевателем.
Я остался в дамаске, где мне был отведен большой дом. Еще долго я выполнял роль штатного летописца, ведя свои записи и на французском, и на арабском языках, чтобы прочесть их могли и на востоке, и на западе. Как не пытался я быть беспристрастным в описаниях своего нынешнего господина, не удавалось мне не указать его рыцарских черт характера и, поистине, великой мудрости.
Салах ад Дин совершил еще множество славных побед, завоевал Иерусалим, восхищался англичанином, кого звали Львиное Сердце, жил полной жизнью и побеждал смерть,. но умер 4 марта 1193 года от Рождества Христова, или на 586 год Хиджры в Дамаске от болезни, что звали тогда желтой Лихорадкой.
Всегда ваш
Эль Ан Морсер Орлеанский
Mood: тупое :smile: Music: Наследие вагантов. |
Total disscussion threads: 2 Pages: 1
«« « 1 » »»
Post reply | Post reply with quote
 |
|
| Помню первый раз читала похожие строки проходя кампанию Саладина в старой доброй Эпохе Империй. Только ты художественно приукрасил..здорово |
 |
|
|
 |
|
| Дык, не зря AoE взяла приз за соответствии историчности. Таких истори действительно туча, а мне осталось лишь собрать факты, да придумать пару имен и пофантазировать. Вот и всё. |
|
|
|
|
Post reply | Post reply with quote
Total disscussion threads: 2 Pages: 1
«« « 1 » »»
|
 |
